– Есть указания на то, в каком направлении будет сделан предварительный доклад?
– Как я сказал, мы пытаемся поставить дело так, чтобы Апостольский дворец как можно меньше вмешивался в работу историков.
Габриель с сомнением взглянул на Донати поверх своего бокала с вином. Не будь на монсеньоре священнической одежды и узкого белого воротничка, Габриель счел бы его профессиональным шпионом. Самая мысль, что у Донати нет в комиссии по крайней мере двух источников, была оскорбительна. И Габриель, потягивая фраскати, высказал это монсеньору Донати. Священник признался:
– Хорошо, скажем, мне не все известно о том, что творится в комиссии.
– И?
– В докладе будет учтено огромное давление, какое оказывалось на Пия, однако, боюсь, даже в таком случае его действия не будут выглядеть очень пристойно, как и действия национальных церквей в Центральной и Восточной Европе.
– Похоже, вы нервничаете, Луиджи.
Священник нагнулся над столом и заговорил, казалось, тщательно подбирая слова:
– Мы открыли ящик Пандоры, мой друг. Начав подобный процесс, теперь уже невозможно предсказать, где он кончится и какие другие стороны церкви он затронет. Либералы ухватились за действия святого отца и требуют большего – Третий Совет Ватикана. Реакционеры вопят о ереси.
– Что-то серьезное?
Снова монсеньор необычно долго молчал, прежде чем ответить.
– До нас доходят очень недобрые слухи о недовольстве реакционеров во Франции, в районе Лангедока, – тех, что считают Ватикан-два творением дьявола, а всех пап после Иоанна Двадцать Третьего – еретиками.
– Я думал, в церкви полно таких людей. У меня самого было столкновение с «дружелюбной» группой прелатов и мирян, именовавших себя Crux Vera.
Донати улыбнулся.
– Боюсь, группа, о которой я говорю, скроена из такого же материала с той разницей, что в противоположность Crux Vera она не имеет мощной опоры в курии. Они – чужаки, варвары, стучащиеся в ворота. Святой отец в очень малой степени контролирует их, и атмосфера там начала накаляться.
– Дайте мне знать, если я чем-то могу помочь.
– Будьте осторожны, мой друг, я могу ведь поймать вас на слове.
Прибыло филе трески. Донати выжал лимон на рыбу и заглотнул одно филе целиком. Запил рыбу фраскати и откинулся на стуле – на красивом лице его читалось полнейшее удовлетворение. Священнику, работающему в Ватикане, бренный мир предлагал мало удовольствий, более манящих, чем ленч на залитой солнцем римской площади. Донати взялся за второе филе и спросил Габриеля, что он делает в Риме.
– Пожалуй, можно сказать, что я занимаюсь одной проблемой, связанной с работой Исторической комиссии.
– А именно?
– У меня есть основание подозревать, что вскоре после окончания войны Ватикан, очевидно, помог разыскиваемому эсэсовцу по имени Эрих Радек бежать из Европы.
Донати перестал жевать, лицо его неожиданно стало очень серьезным.
– Будьте осторожны в словах и ваших предположениях, мой друг. Вполне возможно, что этот Радек получил от кого-то в Риме помощь, но не от Ватикана.
– Мы полагаем, что это епископ Гудал из «Анима».
Напряжение исчезло с лица Донати.
– К сожалению, добрый епископ действительно помог целому ряду беглецов-нацистов. Этого нельзя отрицать. Что дает вам основание думать, будто он помог этому Радеку?
– Разумная догадка. Радек был австрийским католиком. Гудал был ректором австрийской семинарии в Риме и отцом-исповедником немецкой и австрийской общины. Если Радек приезжал в Рим за помощью, то он наверняка обратился к епископу Гудалу.
Донати кивнул в знак согласия.
– Да, против этого не возразишь. Епископ Гудал был заинтересован в том, чтобы защитить своих сограждан от того, что он считал мщением со стороны союзников-победителей. Но это еще не значит, будто он знал, что Радек является военным преступником. Откуда он мог это знать? Италию после войны наводнили миллионы перемещенных лиц, и все они искали помощи. Если Радек пришел к Гудалу и рассказал ему печальную историю, Гудал скорее всего предоставил ему кров и помощь.
– А разве не следовало Гудалу спросить такого, как Радек, почему он в бегах?
– Наверное, следовало, но вы наивный человек, если думаете, что Радек правдиво ответил бы на этот вопрос. Он солгал бы, а у епископа Гудала не было бы повода для сомнений.
– Человек не становится беженцем без причины, Луиджи, и холокост не был тайной. Епископ Гудал должен был понимать, что он помогает военным преступникам уклониться от правосудия.
Донати подождал с ответом, пока официант подавал спагетти.
– Вы должны понимать, что в то время было много организаций и людей как в самой церкви, так и вне ее, помогавших беженцам. Гудал был не единственным.
– Откуда он брал деньги, чтобы финансировать свою операцию?
– Он утверждал, что все деньги шли со счетов семинарии.
– И вы этому верите? Каждому эсэсовцу, которому помогал Гудал, требовались карманные деньги, плата за проезд на корабле и за визу, а также средства для новой жизни в чужой стране, не говоря уж об оплате проживания в Риме до отъезда. Считают, что Гудал помог таким образом сотням эсэсовцев. Это стоило больших денег, Луиджи, – сотен тысяч долларов. Мне трудно поверить в то, что у «Анима» было такое количество свободных денег.
– Значит, вы полагаете, что кто-то давал ему деньги, – произнес Донати, ловко накручивая спагетти на вилку. – Кто-то вроде святого отца, например.
– Деньги должны же были откуда-то поступать.