Дом в колониальном стиле стоит на вершине холма, окруженный высокими тенистыми деревьями. У него медная крыша и две террасы. Обставлен он просто и удобно, как бы приглашая к сотрудничеству и братству. Делегации дружеских служб останавливались тут. Как и те, кто предал свою страну. Последним был иракец, помогавший Саддаму пытаться создать атомную бомбу. Его жена рассчитывала жить в апартаментах в знаменитом «Уотергейте» и все время, пока они тут жили, жаловалась. Его сыновья подожгли сарай. Администрация была рада, когда они уехали.
В тот день новый снег накрыл выгон. Местность, лишенная красок из-за сильно затемненных окон громадины «сабэрбена», казалась Габриелю эскизом, нарисованным углем. Александр, сидевший на переднем сиденье развалясь и закрыв глаза, неожиданно ожил. Он широко зевнул и, прищурясь, посмотрел на свои часы, потом нахмурился, сообразив, что они поставлены не на то время.
Это Кьяра, сидевшая рядом с Габриелем, заметила лысого, похожего на часового, человека, стоявшего у балюстрады на верхней террасе. Габриель растянулся на заднем сиденье и посмотрел вверх на него. Шамрон поднял руку и подержал ее, затем повернулся и исчез в доме.
Шамрон встретил их в холле. Рядом с ним стоял маленький мужчина в вельветовых брюках и кардигане, седой, кудрявый и с седыми усами. Карие глаза спокойно смотрели на приехавших, рукопожатие было прохладным и кратким. Он казался университетским профессором или, возможно, психологом в клинике. А не был ни тем и ни другим. Он был заместителем директора по операциям Центрального Разведывательного Управления и звали его Эдриан Картер. Вид у него был недовольный, но при нынешнем состоянии дел в мире он редко бывал доволен.
Все настороженно поздоровались друг с другом, как это обычно бывает с людьми из засекреченного мира. Они употребляли свои настоящие имена, поскольку все знали друг друга, и, пользуйся они рабочими именами, это выглядело бы фарсом. Невозмутимый взгляд Картера ненадолго остановился на Кьяре, словно она была незваным гостем, для которого требовался дополнительный прибор за столом. Картер даже не попытался разгладить лоб.
– Я надеялся удержать все это в рамках высшего уровня, – сказал он. У него был слабый голос: его можно было расслышать, только застыв на месте и внимательно вслушиваясь. – Я надеялся также ограничить распространение материала, который собираюсь вам показать.
– Она – мой партнер, – сказал Габриель. – Она все знает. И она не уйдет из комнаты.
Взгляд Картера передвинулся с Кьяры на Габриеля.
– Мы следили за вами некоторое время – точнее, с момента вашего приезда в Вену. Нам особенно понравилось ваше посещение кафе «Централь». Когда вы возникли перед Фогелем, это был отличный театр.
– Собственно, это Фогель возник передо мной.
– Фогель всегда так ведет себя.
– А кто он?
– Ведь это вы его раскопали. Почему бы вам не рассказать об этом мне?
– Я считаю, что он эсэсовский убийца и военный преступник по имени Эрих Радек и что по какой-то причине вы оберегаете его. Если бы мне предложили подумать почему, я бы сказал, что он один из ваших агентов.
Картер положил руку на плечо Габриелю.
– Пошли, – сказал он. – Явно настало время нам поговорить.
Гостиная была затемнена и освещена лампами. В камине ярко горел огонь, на серванте стоял служебный металлический кофейник. Картер налил себе кофе и церемонно опустился в кресло. Габриель с Кьярой уселись на диван, а Шамрон стал мерить шагами комнату, этакий часовой, которому предстоит долгую ночь нести вахту.
– Я хочу вам рассказать одну историю, Габриель, – начал Картер. – Рассказать про страну, которая была втянута в войну, хотя не хотела воевать, – страну, покоренную величайшей армией, какую знал мир, и обнаружившую через несколько месяцев, что она находится в вооруженном противостоянии своему бывшему союзнику – Советскому Союзу. Честно говоря, мы были до смерти напуганы. Видите ли, до войны у нас не было разведслужбы – во всяком случае, настоящей. Черт побери, ведь ваша служба не старше нашей. До войны наши разведывательные операции в Советском Союзе проводили пара молодых людей из Гарварда и телетайп. Когда мы вдруг очутились нос к носу с русским страшилищем, мы ни черта о нем не знали. О его сильных сторонах, о его слабостях, о его намерениях. И главное – не знали, как это выяснить. То, что новая война неизбежна, было предрешено. А что у нас имелось? Ни черта. Ни агентурной связи, ни агентов. Ничего. Мы брели по пустыне, как потерянные. Нам нужна была помощь. Тут на горизонте появился Моисей, человек, который мог перевести нас через Синай в Землю Обетованную.
Шамрон на минуту приостановился, чтобы назвать имя этого Моисея: генерал Рейнхардт Гелен, глава отдела Восточных иностранных армий в Генеральном штабе Германии, главный шпион Гитлера на русском фронте.
– Купите этому человеку сигару, – сказал Картер. – Гелен был одним из немногих, у кого хватило мужества сказать Гитлеру правду о русской кампании. Гитлер до того разозлился, что пригрозил засадить его в сумасшедший дом. И когда развязка стала приближаться, Гелен решил спасти свою шкуру. Он приказал своему аппарату снять на микрофильм архивы Генерального штаба по Советскому Союзу и запечатать материалы в водонепроницаемые цилиндры. Эти цилиндры были захоронены в Баварских горах в Австрии, и Гелен и его старшие офицеры сдались команде контрразведки.
– И вы встретили их с распростертыми объятиями, – сказал Шамрон.